Он завел руки как можно дальше назад, нащупал холодный бок трубы. Уперся в нее и попробовал повернуть тело, чтобы вывести копчик из опасной зоны. В одну, в другую сторону, разминка… Потом уперся коленями в стену, рванул что было сил по часовой стрелке. Темнота окрасилась на миг в багровые тона, но Хорь благополучно проскользнул дальше. Сапог ткнулся в утолщение на месте стыка труб. Бетонную скалу впереди сменил хрупкий гипсокартон – кончился культурный слой сороковых-шестидесятых, начались родные девяностые.
Хорь несколько раз ткнул коленом, послышался приглушенный звук падающей и разбивающейся плитки, кусок гипсокартона с треском вывалился наружу. Он сполз еще ниже и, расширяя освободившимися руками пролом, вылез из шахты. Унитаза здесь не было. И душевой тоже. Возможно, они появятся когда-нибудь потом, а пока в этой комнатушке был устроен склад стройматериалов. Штабеля из мешков с цементом, штукатуркой, клеевым раствором, ящики с плиткой. Чтобы пробраться к двери, Хорю пришлось изрядно попотеть, расчищая себе путь. Дверь была заперта на стандартный французский замок, который он даже открывать не стал – просто выломал.
Хорь вышел в длинный бетонный коридор, такой же, что и тот, наверху, только шире и выше. Та же темнотища. Только кабели вдоль стен – новенькие, лоснящиеся, густо пахнущие свежей изоляцией, и датчики со светодиодами через каждые десять метров. Хорь помахал рукой перед одним из датчиков – никакой реакции. Он подумал-подумал, потом достал из кармана пластинку «риглиса», пожевал и прилепил над притолокой стальной двери.
Если бы диггерам за их диггерские заслуги выдавали что-то вроде Нобелевской премии, он мог быть включен в список номинантов. И если бы ФСБ составило список самых тяжких диггерских преступлений, то Хорь мог бы рассчитывать на высшую меру. Он метил в Лешего, а попал… м-м… пожалуй, он попал в самую что ни на есть «десятку».
Это был современный секретный объект, стопудово. Бетонные коридоры, комнаты, переходы, стальные двери различной толщины, с задраивающими штурвалами. Некоторые двери рассчитаны на автоматическое закрывание, и на сером полу секторы их движения закрашены черно-желтыми полосками. Силовые кабели, кабели связи – тоже наверняка не горсеть. Пунктирные указатели с цифровыми обозначениями – № 4а 4б… Номера подземных объектов, возможно.
Надпись на стене: «Бункер 2. Дезактивационный пункт». На стальной двери табличка со значком радиации и предупреждением: «Вход в одежде строго воспрещен! Одежду погрузить в контейнеры!». Ага, вот и ядерной войной запахло. Хорь дернул дверь, но она даже не дрогнула. Попробовал покрутить штурвал, но он не сдвинулся с места.
Двинулся дальше. Еще одна жирная красная стрелка с надписью внутри: «Эвакуатор». Хорь пошел по стрелке, дошел до Х-образного перекрестка, где один из рукавов коридора оканчивался многотонной стальной дверью с надписью: «Вход строго по пропускам категории „А“!» Рядом находился маленький щит с узкой прорезью для электронного ключа. Что еще за пропуска такие? Высшего командования? Депутатов Госдумы? Или членов правительства?
Он завернул в другой рукав, где коммуникации еще не были проведены, а бетонный тоннель заканчивался, переходя в ребристую монтажную трубу из скрепленных огромными болтами стальных крепежных колец. Через десяток метров кольца обрывались, уступая место сырой глинистой почве, остро пахнущей прелью и соляркой. В конце хода, заполняя собой почти все сечение тоннеля, стоял выкрашенный лимонно-желтым агрегат на широких танковых гусеницах, похожий на помесь экскаватора и бронепоезда.
Хорь подошел вплотную. Для этого пришлось перебраться через вал уплотненного грунта – такие остаются в свежепрорытых кротовьих ходах. Похоже, что это машина-крот… Он залез на выступающий конвейер, подошел к зализанной формы кабине с узкими толстыми стеклами. Массивная дверь открылась легко, внутри было достаточно места, но панель управления по сложности напоминала командный пульт летающей подводной лодки. Хорь потряс головой, вылез наружу, по железному мостику обошел кабину и убедился в правильности мелькнувшей догадки.
Впереди имелась огромная, в диаметр тоннеля, конусообразная фреза, наполовину утопленная в грунте. Желоба, отводящие разрытую землю, были забиты желтовато-серой породой. Действительно, машина-крот. Проходческий щит – вот что это такое!
Как опытный диггер, Хорь представлял себе процесс прокладывания тоннелей, ходил на всякие выставки, однажды ему довелось даже посидеть в кабине проходческого комбайна, не «Ловата», конечно, не «Херренкнехта» – с фрезой двенадцати метров в диаметре, а в обычном российском «Кристалле». Это тоже вполне впечатляло… А вот такой серьезный агрегат, как этот, он видел лишь издалека. В каком-то фильме со Шварценеггером. Шварц конкретно продырявил конусообразным буром какого-то конкретного негодяя…
Ладно. Но почему этот комбайн стоит здесь? Значит, где-то неподалеку находятся и монтеры? Может, обедают где-нибудь в уголке? Непохоже… Или у них сегодня выходной? Нет, людьми здесь и не пахнет. Или разработку давно забросили по каким-то причинам? Похоже, что так. Работы прекратили внезапно, бросили комбайн и ушли, а объект законсервировали. Мало ли под землей недостроев…
Размышляя таким образом, Хорь пробирался между сырой, в глубоких шрамах от рабочей фрезы, стеной и металлическим боком комбайна, направляясь к кабине, когда ход его мыслей и действий прервал посторонний звук.
Шаги. Они раздавались из четвертой, еще не исследованной им ветки. Словно кто-то в стельку пьяный пытается отплясывать чечетку в дальнем конце коридора. Вот тебе и люди, подумал Хорь. Вернее, человек. Один. Хорь вернулся назад, к Х-образной развилке, выключил фонарь и спрятался в нише со стальной дверью. Иногда до слуха долетал неясный низкий гул… нет, мычание. Отплясывает чечетку заплетающимися ногами и мычит себе под нос. Им тут что, «Столичную» на обед подают?…