Сорок один километр – это всего-навсего около семнадцати миль. Но такое место не имеет права находиться рядом с одной из крупнейших и самых дорогих столиц земного шара! Сорок один – это не расстояние, это время, и более подошла бы здесь другая вывеска: «41-й год». Или даже «1902 год». Сто лет отставания от нормальной современной жизни…
Слишком далеко. Как в Антарктиде, как на Марсе… Ну неужели ни у кого недостало ума и способностей придумать какое-нибудь другое название? Или хотя бы поправить вывеску и оштукатурить эту жуткую бетонную коробку? Такое впечатление, что человек, который отвечает за это, тоже находится за тридевять земель, слишком далеко отсюда. Может, отдыхает в Южной Флориде?…
Впрочем, вот и олицетворение современной российской цивилизации: зеленый железный ларек, выставляющий сквозь грубую решетку на всеобщее рассмотрение бутылки с кока-колой и семью сортами пива. По сравнению с десятилетиями, когда информация о пенном напитке сводилась к двум вариантам: «Пива нет» или «Пиво есть», – это, несомненно, существенный прогресс.
Возле сварного железного короба в недобром ожидании скучает пятерка молодых аборигенов. Волчьими глазами они настороженно рассматривают странного чужака, явно формулируя вопросы, на которые ему предстоит ответить в окружающем перрон пыльном кустарнике. Мачо прочувствовал ситуацию, развернулся к ним всем могучим корпусом и встретился тяжелым взглядом с каждым из пытливой пятерки. После чего вопросы рассосались сами собой, интерес к приезжему иссяк, молодежь утратила опасную целеустремленность и переключилась на обсуждение собственных проблем.
Мачо усмехнулся, перешел через рельсы по пропитанному соляркой деревянному настилу, спустился по выкрошенным бетонным ступеням. Покарбованная асфальтовая дорожка между пыльными лопухами постепенно превратилась в тропинку, и та, заложив петлю у продмага, вывела его к автобусной остановке. Расписание движения здесь отсутствовало, как, впрочем, на большинстве остановок в стране пребывания. В безнадежном ожидании Мачо простоял около часа, но автобусом, как здесь говорят, и не пахло. Пахло навозом и нагретой землей. Раскаленная солнцем улица была пустынной. Только старушка в платочке провела на веревке шелудивую козу, да, громко смеясь, прошли две женщины в выцветших сарафанах.
– Ну а ты че? А он че? Ну, ты даешь!
Мачо машинально посмотрел им вслед, зацепился взглядом за крепкие, как ножки рояля, икры, черные порепанные пятки, поежился и сплюнул.
Потом неожиданно подъехала телега, запряженная лоснящейся гнедой кобылой.
– Чего ждешь? – спросил у Мачо сидящий на передке возница – мужик неопределенного возраста в синей растянутой майке, давно потерявших форму трико и коротко обрезанных резиновых сапогах. – Автобус-то только вечером пойдет. И то если Федька починит. Тебе куда надо?
– До свинофермы, – нехотя ответил Мачо.
– На бутылек подкинешь, до развилки доброшу… – предложил мужик, почесывая затылок.
Мачо замешкался. Во-первых, он с трудом улавливал смысл разговорного сленга. «Подкинешь» и «доброшу» означало бросок какого-либо предмета вверх или вперед. К тому же «инициативных» знакомств следовало опасаться, а предлагаемые услуги отклонять.
– Чего жмешься? – Мужик вытер рукой губы. – Двадцатник всего прошу!
Разобравшись, наконец, в идиомах сорок первого километра и оценив контрразведывательные возможности возницы, Мачо кивнул и залез на покрытую дерюжкой доску. Лошадь ходко взяла с места, деревянные, обитые железом колеса загремели по укатанному проселку.
На карте, которую Мачо вызубрил до последнего штришка, эта дорога была обозначена пунктиром: однорядный элемент инфраструктуры без покрытия, ведущий к свиноферме и расположенной рядом деревне Колпаково с населением в полсотни душ. Далее пунктир пересекался с жирной линией шоссе Е-30. В деревню Мачо заходить не собирался, и автомобильная трасса его, собственно, тоже не интересовала.
Его цель – тонкая красная нить, пересекающая карту с юго-востока на северо-запад. Она проходит вдоль железнодорожного полотна, круто сворачивает, выходит к шоссе Е-30 и дальше следует параллельным курсом по краю поля. По крайней мере, так показало электромагнитное сканирование, проведенное низкоорбитальным спутником космической разведки «Лакросс». So said Zarathustra. Будем надеяться, Заратустра не врет. Красная линия – это кабель правительственной высокочастотной связи.
– Зачем тебе свиноферма? – по-свойски спросил возница. Он никогда не рассматривал карту мест, в которых живет, ничего не слышал про Заратустру и спутник «Лакросс» и, конечно, не подозревал о кабеле правительственной связи.
– Хочу им корма продавать! – брякнул Мачо первое, что пришло на ум.
– И-и-и! – засмеялся мужик, обнажая железные зубы. – Кому продавать? Кузмичу? Он тебя самого продаст и купит! У него хрюшки святым духом живут…
– А вы верите в Святого Духа? – спросил Мачо, меняя тему.
– Однажды поверил, – кивнул возница и нервно хлестнул вожжами по спине кобылы. – В молодости, когда мы с Нюркой собирались пожениться, идем как-то с речки, как раз по этой дороге, и думаем, как нам хозяйством обзаводиться. Свадьбу справить надо? Надо. Корову купить надо? Надо. Дом поставить надо? Надо! А на какие шиши?
Мужик облизал сухие губы, и со скрипом провел ладонью по небритой щеке.
– Ну, Нюрка и говорит: «Вот если бы нам Бог послал денег!»
Возница выдержал многозначительную паузу.
– Только сказала – прямо с неба перед нами падает пакет: «Бах!»